«Она выглядит такой потерянной», – подумал Рейн.

– У нас есть дом в Убежище или на Мадагаскаре. Поступим, как ты захочешь.

Печаль на ее лице уступила место нескрываемой радости.

– Люби меня, Рейн. Потому что у меня есть силы только на любовь к тебе.

– Слава Богу, – простонал он. – Я люблю тебя. Через разделявшую их полосу воды Микаэла заметила стоявшего рядом с отцом Колина.

– Хотя… есть еще одна несправедливость, которую я должна исправить…

Нахмурившись, Рейн повернулся, а она, сверкнув глазами, взяла пистолет и направила его на Колина. Рэнсом от удивления приоткрыл рот.

– Рейн! Уйми эту женщину!

Микаэла тщательно прицеливалась.

– Что ты делаешь, черт побери? – вскричал Рейн. Колин, скрестив руки на груди, с вызовом смотрел на нее.

– Возвращаю долг. Ты не сможешь этого сделать, потому что любишь его. Ну а я не люблю.

Пуля вонзилась в палубу около ноги Колина, тот отскочил назад. Отборнейшие ругательства огласили воздух. Николас смеялся, матросы тихо хихикали. Рейн прикрывал улыбку рукой.

– Ты промахнулась.

– А разве я говорила, что хочу попасть в него? Колин смотрел на нее, медленно опуская руки.

– Еще пистолет, любовь моя? – спросил Рейн. Иногда она была просто великолепна, и он еще больше любил ее за желание защитить его.

– Думаю, одного достаточно. Спасибо. Колин вдруг откинул голову назад и захохотал.

– Разрази меня гром, Рейн, она мне нравится!

Микаэла усмехнулась, довольная тем, что упрямый пират наконец осознал, что недавно переступил черту.

– У тебя такой взгляд… – сказал Рейн.

– Какой?

– «Я нашла себе еще одного Монтгомери, чтобы мучить его». – Он кивнул на брата.

Она наклонила голову, пристально разглядывая мужа.

– Нет, ты единственный мужчина, которого мне хочется мучить. – Она вернула ему пистолет.

– Может, начнем прямо сейчас? – поинтересовался Рейн, отдал разряженный пистолет Лилану и повел жену в каюту, где никто им не помешает.

Микаэла остановилась, чтобы поцеловать его.

– Знаешь, мятежница, ты слишком часто направляешь оружие на мужчин по фамилии Монтгомери.

– Да, но только один раз я целилась в сердце, Рейн.

Эпилог

1783 год

Теплый ветерок Каролины шевелил занавески на окнах. Микаэла выскользнула из-под одеяла и босиком направилась в детскую, но, толкнув дверь, с улыбкой замерла на пороге.

Рейн сидел в кресле-качалке у окна и шепотом разговаривал с Джексоном.

– Ты видел свою маму сегодня вечером? Она была самой красивой женщиной на балу. И должен прибавить, единственной, чья отвага внесла вклад в независимость страны. Знаешь, она была шпионом.

Джексон смотрел на него широко раскрытыми доверчивыми глазами.

– Нет? Готов поклясться, я уже говорил тебе об этом. – Он покачивал ребенка, трогая его крохотные пальчики. – Ты будешь свободным, мой сын. Благодаря таким людям, как твоя мама и дядя Николас.

– И тебе, любовь моя, – сказала Микаэла. – Я не могу забыть, как ты присоединился к нам, еще не сознавая почему.

– Я сознавал, – обиделся Рейн.

– Лжец, – улыбнулась Микаэла.

Она взяла у него ребенка и, присев на скамеечку у окна, начала кормить сына грудью.

В соседней комнате спали двое темноволосых мальчишек, укрытые одеялом свободы. Теперь они были гражданами Америки, хотя дважды в год посещали Мадагаскар, Мозамбик и Убежище. Рейн удовлетворенно вздохнул. Микаэла намекала, что неплохо бы вернуться в объятия семьи. Если бы она попросила, он бы переселился туда, он пойдет за ней на край земли, отдаст за нее жизнь. К счастью, война закончилась, теперь уже не надо идти на благородную жертву.

Микаэла поцеловала сына в лоб. Она еще сохраняла свою диковатую красоту, от которой у Рейна вскипала кровь. С каждым взглядом, с каждым прикосновением его любовь росла, и Микаэла щедро отдавала ему свое сердце. С ней ему не нужно сдерживать чувства, он отбросил все ограничения, которые наложил на себя.

Рейн встал с кресла-качалки и пересел на скамеечку. Микаэла с тихим вздохом прижалась к нему.

– Я люблю тебя. Я еще не говорила тебе это сегодня?

– Тебе не обязательно говорить об этом вслух, мятежница.

Он целовал жену, вбирая в себя ее любовь, благословляя тот день, когда она всадила в него пулю и взяла в плен его измученное сердце. В ней он нашел больше, чем любовь, чем спутника в этой и будущей жизни. В любви к ней он обрел свободу.

И готов провести еще сто лет, слушая сладкий звук этого слова.