– Что ты делала ночью на пристани?

Девушка ответила ему той же воинственной усмешкой, что и прошлой ночью, и он раздраженно вздохнул. Упрямая женщина. Тогда Рейн сделал то, что должно было заставить ее смутиться. Он пристально воззрился на нее, и Микаэла беспокойно заерзала.

– Ну… – Голос у нее сорвался. – Вам нравится бал? «Чудесно, Микаэла, докажи, что ты не способна поддерживать светскую беседу».

– Теперь нравится, – ответил Рейн. – Обычно мне выпадает честь разыгрывать спектакль.

– Я постараюсь больше не разыгрывать из себя шута, уступаю сцену вам.

– Ты этого не заслужила, Микаэла. Плечи у нее раздраженно дернулись.

– Избавьте меня от своей жалости, Рейн. Пожалуйста. То, что он оказался свидетелем ее унижения, пусть даже случайно, заставляло ее чувствовать себя глупо и отвратительно.

Напряженное молчание стало почти осязаемым, когда Рейн вдруг сел рядом с ней. Микаэла быстро оглянулась, прекрасно сознавая всю скандальность положения, если их застанут вдвоем.

– Рейн?

– Да.

– Вы хотите погубить остатки моей репутации? Выражение его лица изменилось, глаза блеснули, и Микаэла пожалела о своих словах.

– Обещаю не проглатывать вас целиком.

Ее губы слегка дрогнули, и она принялась разглядывать его изысканную одежду, широкие плечи, мощную фигуру.

– Только по маленькому кусочку? – усмехнулась она.

– Одно слово, и я оставлю тебя.

– И какое же это слово?

– Исчезни.

Микаэла промолчала. Рейн позволил себе пристально посмотреть ей в лицо. Глаза у нее огромные, кошачьи, необыкновенно выразительные.

– Я знаю, ты смелая девочка.

– Я не девочка, Рейн. – Тон язвительный, но в этом заявлении чувствовался скрытый смысл.

– О нет, ты самая хорошенькая из всех преступниц.

– Ах, снова лесть! Пора искать защиту. Но продолжайте. Сегодня я видела вас в обществе прекрасной женщины, значит, вы лишь тупы, но не слепы.

– У меня прекрасное зрение, Микаэла Дентон.

Она заглянула в его светлые глаза, мгновенно утонула в них и, почувствовав его искренность, покраснела.

Губы ее явно боролись с улыбкой, и Рейн подумал, что не выдержит, дожидаясь ее, а когда улыбка все же появилась, то пронзила его будто стрелой. Он коснулся завитка волос на ее виске, нежно провел кончиками пальцев по щеке. Микаэла не шевельнулась.

– Рейн, вы не будете целовать меня? Скажите, что не будете.

«Опять испугана», – подумал он и помрачнел.

– Почему ты спрашиваешь?

– У вас такой вид. Дескать, поцелую ее, и она растает. Поверьте, я не растаю.

Рейн медленно покачал головой.

– В моем взгляде был вопрос: позволит ли она поцеловать ее, позволит ли ощутить вкус ее губ? Ведь с того мгновения, как ты прикусила губу, вытаскивая из меня пулю, это желание не давало мне покоя.

Сердце у Микаэлы прыгнуло к горлу.

– Неужели? – выдохнула она. – Так долго?

– Да.

– Что? Не чайные плантации… не корабли… Рейн… Это был полуотказ-полумольба. У нее вырвался стон, в котором слышался испуг и предостережение. Рейн замер, почти касаясь губами ее рта. Он ждал, не смея настаивать. Ждал, хотя его захлестнуло нетерпение. Медлил, предвкушая. Она чуть придвинулась, и Рейн мгновенно отреагировал, нежно прижавшись губами к ее рту.

Внутренний голос подсказывал ему, что она сразу убежит, если почувствует, как он ее хочет. Его захватила сила, названия которой он не знал, и когда губы девушки раскрылись ему навстречу, Рейн почувствовал, что годы самодисциплины пропали зря.

Микаэла на миг удивилась, что еще сидит на скамье, еще находится на этой земле.

Она солгала.

Она знала, что растаяла.

Глава 8

Конечно, глупо так реагировать на поцелуй, хотя прикосновение Рейна было нежным, почти благоговейным, заставившим ее почувствовать себя по-настоящему желанной и любимой.

Но от этого становилось еще хуже, ибо ей не суждено испытать большего. Ни с ним, ни с другим. Микаэле хотелось закричать от несправедливости жестокой судьбы, выпавшей на ее долю, и вместе с тем она наслаждалась возникшими ощущениями. Несмотря на то, что соприкасались только их губы, а тело Рейна застыло в нескольких дюймах от нее, между ними как бы образовалась прослойка раскаленного воздуха. Ее терзали противоречивые чувства: она страстно желала оказаться в его объятиях и боялась того, чем это может закончиться. Однако Рейн не отрывался от ее рта, и Микаэла, задохнувшись, поняла, что он сумеет преодолеть ее страх, если будет просто целовать ее, ограждая от всего мира.

– Микаэла, ответь мне, – прошептал он.

И она приоткрыла губы, а когда его язык проник в ее рот, тело у нее вдруг обмякло, грудь напряглась под корсажем, отвердевшие соски терлись о лиф.

Микаэла крепко сжала бедра, чтобы унять неудержимую пульсацию. Рейн будто почувствовал ее страх, начал медленно гладить ей спину, потом осторожно положил руки девушки себе на грудь, и Микаэла, ощутив под ладонями быстрые удары его сердца, обняла Рейна за шею, еще сильнее прижалась к нему.

Он сознавал, что эти мгновения могут оказаться для него единственной возможностью прикоснуться к ее невинности, что эта встреча в темноте сада будет преследовать его, мучить запретным соблазном. Рейн встал, подняв Микаэлу, но поцелуя не прервал: он боялся, что девушка вдруг исчезнет, растает как дым. Голова у него кружилась, тело напряглось, откликнувшись на ее безыскусную реакцию, тем не менее он чувствовал ее сопротивление и испуг, поэтому ослабил объятия, хотя поцелуй стал еще более пылким. Микаэла перебирала волосы у него на затылке, успокаивая и одновременно возбуждая.

Рейн хотел отпустить девушку, чтобы его необузданное желание не испугало ее, и не сумел. Губы скользнули к уголку рта, по щеке, остановились на подбородке, снимая боль от удара мерзавца генерала.

– Микаэла, до чего же ты прекрасна!

Темные ресницы приподнялись. Нет, она не такая, как он о ней думает, она запятнана. Сожаление о несбыточных мечтах погасило желание, разгоравшееся у нее внутри.

– Я обидел тебя? – с тревогой спросил он, заметив ее слезы.

Микаэла не успела ответить, поскольку до них донеслись голоса, зовущие ее. Она испуганно вскрикнула.

– Нас никто не видел. И теперь никто не видит.

– Он меня зовет. – Девушка оттолкнулась от его груди.

– Подождет, черт бы его побрал! – Рейна охватило желание обнять ее, защитить.

– Я не могу. – Неужели его не волнуют последствия? – Если меня застанут здесь с вами, я окончательно погибла.

Собственное благополучие не особенно заботило Микаэлу, хотя если дядя увидит, то вышвырнет ее на улицу еще до того, как уйдет последний гость. И раз уж она выбрала себе это убежище, не было смысла рисковать.

– Пожалуйста, отпустите меня.

Рейн сразу опустил руки, пораженный резкостью ее тона.

– Микаэла.

Зачем он смотрит на нее, словно это его вина, словно она действительно невинна и прекрасна? Искра надежды, а потом отказ от нее… перенести такое выше ее сил.

– Мне не следовало вам позволять. – Она вытерла слезы. – Вы не должны были прикасаться ко мне.

Он не мог так сильно ее хотеть. Не мог.

Рейн стиснул зубы. Они все больше отдалялись друг от друга, и острая, почти физическая боль лишила его обычного спокойствия.

– Но ты получала не меньшее удовольствие, чем я.

– Да, вы правы.

Услышать, что ее тело жаждет его ласк? Что впервые за многие годы она не чувствует отвращения, стыда, гнева, когда он, именно он ласкает ее? И что это ее страшит? Она не могла ему признаться, не открыв ужасную тайну, а остатки гордости не позволяли ей унизиться перед человеком, которого она едва знала.

– Разве вы ожидали чего-то другого? Совершенно очевидно, что вы мастер срывать поцелуи в темноте.

Да, ей это нравилось, однако легкость, с которой он ее обольстил, еще раз доказала, как просто мужчинам добиться своего. И насколько она слаба.

Рейн мрачно усмехнулся. Слова девушки подтверждали ее наивность, ведь он лишь чуть-чуть приподнял завесу над своей страстью.