– Что?

– Ваш медальон, боевая награда. Я видела его, когда вытаскивала пулю.

Рейн схватил ее за плечо, заставляя повернуться.

– Что тебе известно об этом?

– У моего дяди есть похожий.

Господи, неужели ее дядя тоже вероятный кандидат и они родственники? Он подумал, что если она проговорится, то люди, намеревающиеся расправиться с ним, убыот и ее.

– Поклянись, что никому не скажешь о его существовании.

– Но…

Он встряхнул ее:

– Обещай!

– А вы обещаете никому не рассказывать о моем сегодняшнем приключении?

Красивые губы Рейна угрожающе скривились, и Микаэла ощутила неприятный холодок.

– Договорились.

Он передвинул медальон на спину, пришпорил коня, и Нарака вновь ринулся сквозь тьму.

Напряженное молчание было прервано только тогда, когда они пересекли границу владений Дентонов. Рейн, следуя указаниям девушки, подъехал к боковой стене дома, где остановил жеребца и взглянул сквозь пелену дождя на окно.

– Ты не можешь вернуться тем же путем.

– Не только могу, но и должна.

– Если ты упадешь, я не намерен терять остаток ночи, выкапывая тебя из этой чертовой грязи.

– Боитесь испачкать свою красивую одежду, Рейн?

Он усмехнулся, соскочил с коня и посмотрел на нее. Отвергнув протянутую руку, Микаэла спрыгнула на землю, поскользнулась и ухватилась за седло, чтобы не упасть.

Лицо Рейна осталось бесстрастным, что весьма ее раздражало.

– Ты можешь попасть в свою комнату через кухню?

– Да, только двери заперты.

Схватив девушку за руку, он потащил ее за собой вдоль стены. Она дернулась, пытаясь освободиться, но Рейн только молча посмотрел на нее. Их шаги по мокрой земле казались в тишине оглушительно громкими. Возле черного хода он извлек из сапога металлический стержень, просунул его в замок, едва коснувшись пальцами задвижки.

– Как вы собираетесь его…

Дверь приоткрылась, и Микаэла перевела изумленный взгляд на лицо Рейна. Тот пожал плечами:

– Наверное, ее плохо закрыли.

Дверь она закрывала сама и сделала это как следует.

– Вы к тому же опытный вор?

– Не опытнее тебя.

– Сомневаюсь.

Когда дверь скрипнула, Рейн осторожно провел ладонью по петлям, и она распахнулась, не издав ни звука. Микаэла стояла у порога, охваченная сотней различных чувств, о которых не желала думать.

– Тебе лучше войти, пока кто-нибудь не почувствовал сквозняк. – Она кивнула. – Уходи, Микаэла. Пожалуйста. Если ты не уйдешь, я не смогу больше сопротивляться тому, чего не должен делать.

Хотя он ругал ее, но оставался джентльменом: стоял под дождем в промокшем плаще и треуголке, почти не защищавшей его лицо, а она была укрыта навесом. Сегодня Рейн опять спас ей жизнь, правда, она справилась бы и сама, проведя ночь в старой бочке или каком-нибудь не менее отвратительном месте, но все равно она у него в долгу.

– Значит, мы заключили договор?

Рейн уколол себя металлическим стержнем и поднял окровавленный большой палец. Микаэла сделала то же самое, и они, глядя друг другу в глаза, прижали пальцы.

– Молчание за молчание.

– Да. Вы когда-нибудь расскажете почему?

– Нет, – ответил Рейн, шагнув назад.

Микаэла проскользнула в открытую дверь и выглянула из-за косяка, глядя, как он уходит. Вдруг он остановился. Струи дождя хлестали по его плащу, по широкой спине, по треуголке, с которой низвергался водопад, но Рейн не двигался. Она с замиранием сердца ждала.

Все его инстинкты кричали, что нужно идти, что промедление нарушит не только сегодняшние планы. Остаться – значит балансировать на грани, рискуя потерять контроль над своими чувствами, и попасть в безнадежную ситуацию. Ради своенравной девчонки. Только для того, чтобы коснуться ее и в ответ почувствовать ответное прикосновение. Рейн закрыл глаза, призывая на помощь всю стойкость, которая должна защитить его, защитить ее.

Наконец он повернулся, в три шага преодолел разделявшее их расстояние и прижал Микаэлу к себе. Она удивленно вскрикнула, откинула голову, а Рейн сдернул с нее шапку, освободив тяжелую косу, и не отрывал светлых глаз от ее лица, будто хотел навечно запечатлеть его в памяти. Желание не давало ей дышать. Безрассудное, дикое, готовое выплеснуться наружу, но она не могла себе этого позволить. Никогда.

– В твоих глазах я вижу больше, чем ты хотела бы, – вкрадчиво сказал он.

– Вы видите лишь собственные фантазии.

– Неужели?

И опять, словно в подтверждение его слов, незримые нити протянулись от него к ней. У Микаэлы возникло ощущение, что ее тело гладят, ласкают, оно воспламеняется от страсти.

– Помни о договоре, который мы заключили этой ночью, – сказал Рейн. – Он скреплен кровью. Твоя тайна умрет вместе со мной.

– И со мной.

Чему он удивился? Думает, она не имеет представления, что значит отдать жизнь ради чести? Глупец. Видя, как Рейн наклоняет голову, она поняла, что сейчас он ее поцелует, а она снова ощутит жар его поцелуя. Да, снова. Когда губы властно прижались к ее рту, Микаэла ответила. Без колебания и страха.

Рейн осознавал, что это, наверное, единственная возможность прикоснуться к ней, сравнить запечатлевшийся в его памяти образ с реальностью, и на миг он открыл ей то, что обуздал и спрятал внутри. Она приняла его, язык проник ему в рот, рука скользнула под плащ и камзол, чтобы обнять его талию. Рейн упивался ее ответной реакцией, образы, созданные его воображением, передавались ей. Микаэла их видела, не зная, откуда они приходят. Чувственные сцены возникали у нее в мозгу, она их не хотела, боролась с ними, но они все равно появлялись: сплетенные обнаженные тела, ласкающие плоть губы, языки, касающиеся мест, которые приносили наслаждение, о чем она раньше не подозревала. Она никогда не познает ничего подобного и уже перестала спрашивать себя: «Почему этот человек, почему именно он?»

Она не хотела, чтобы в ее жизни появился мужчина, не хотела никаких уз, однако радовалась украденным мгновениям. Это пришло внезапно, без стыда и отвращения, свободное от лжи и обвинений. Микаэла еще сильнее выгнулась, ее руки скользнули по спине Рейна, он приподнял ее, прислонив к дверному косяку, и она бесстыдно согнула ногу, чтобы теснее прижаться к нему. Сквозь ветхую ткань штанов она почувствовала его возбужденную плоть, и у нее по телу пробежала дрожь. Но Рейн вдруг отстранился и тяжело дыша заглянул ей в глаза.

– Иди к себе в комнату. Будь осторожна. Если я понадоблюсь тебе – я приду.

– А как вы узнаете?

– Узнаю, – печально улыбнулся он.

Ему хотелось унести девушку отсюда, вскочить на коня и умчаться в темноту ночи. Но вместо этого он наконец отпустил ее, медленно, растягивая секунды расставания, затем подтолкнул в дом и закрыл дверь.

– Иди, Микаэла, пока нас не застали, – тихо прошептал он, глядя ей вслед.

Она торопливо поднялась по лестнице, остановилась только снять мокрые сапоги и тяжело вздохнула.

«Я конченый человек. Дядя был прав, называя меня распутницей. Я недостойна такого восхищения», – думала она, запирая дверь спальни и подходя к окну. Микаэла поискала взглядом жеребца и вдруг увидела Рейна, который укрылся под деревьями и смотрел на нее. Она могла бы простоять так всю ночь, однако почему-то знала, что он тоже не двинется с места, пока в ее комнате не погаснет свет.

Поднеся свечу ближе к окну, девушка прикрыла рукой пламя, затем еще раз, и только после этого Рейн пошел к своему великолепному жеребцу. Когда его фигура растворилась в темноте, Микаэла задула свечу и тяжело опустилась на подоконник. Ее била дрожь, но внутри разливалось тепло и приятное возбуждение. Она закрыла глаза, стараясь продлить это ощущение. Рейн заставил ее снова почувствовать себя женщиной, привлекательной и желанной.

Эрджил проводил взглядом удаляющегося Монтгомери. Черт бы побрал эту девчонку! Значит, они друзья? Но понимает ли Микаэла, что даже ее ночные прогулки по Ист-Энду намного безопаснее связи с таким человеком? Да, ему следует внимательнее приглядывать за ней. «Она независимая, ловкая девушка, – с улыбкой подумал Эрджил, направляя лошадь к амбару. – Просто удивительно, как Монтгомери удалось хотя бы на несколько секунд обуздать ее. Не говоря уже о том, чтобы поцеловать».